Дети Капища - Страница 31

– Это ответ? – спросил Раш серьезно.

– Да, это ответ.

– Окончательный?

– Возможно.

Блинчик рассмеялся и опять поднял стакан, уже наполовину пустой.

– Отличная у нас беседа получается! Мужики, давайте-ка выпьем – это все-таки роднит!

– Ты всегда был хитрец, – сказал Рахметуллоев Михаилу без улыбки, не сводя с него тяжелого взгляда своих бархатных глаз. – Даже тогда, когда мы были детьми. Твое здоровье, Умка!

Сергеев приподнял свой бокал в ответ.

– Давайте пока разговор отложим, – предложил Блинчик. – Например, на «после обеда». Что-то у нас не очень здорово все получается…

И действительно, получалось не очень здорово. В воздухе повисла напряженность – что-то, отдаленно напоминающее накатывающуюся грозу.

Хоть Рахметуллоев шутил, и шутил остроумно, хоть Блинчик рассказывал разные случаи из своей додепутатской и депутатской жизни – смешные и несмешные, хоть литровая бутылка с породистым виски опустела больше чем наполовину – обстановка все равно напоминала детский утренник, на который по ошибке привели старшеклассников, уже давно не верящих ни в Деда Мороза, ни в Снегурочку.

Когда подали обед, разговор вообще нырнул в никуда – закрутившись вокруг кулинарных изысков, особенностей некоторых алкогольных напитков и прочей ерунды. Потом, когда принесли гуляш, выяснилось, что повар у Блинова – венгр. Рашид обрадовался и рассказал, что у него одно время работал повар-итальянец, выписанный из Рима за очень большие деньги, но в один прекрасный день он исчез, не оставив почти никаких следов. А обнаружили его люди Раша в одном из военных лагерей в предгорьях, где ему приходилось готовить еду для полевого командира, который в тонкостях кухни не разбирался и едва ли мог отличить пармезан от рокфора. Повара удалось отбить, расстреляв почти весь отряд, но по дороге обратно, в поместье Раша, у насмерть перепуганного итальянца «съехала крыша», и его в тяжелейшем состоянии отправили домой, в Рим.

У Сергеева личного повара-иностранца никогда не было, и он рассказал им правдивую историю про бармена-кубинца по имени Санчес, работавшего когда-то в баре Sole на набережной Гаваны, который умел жонглировать четырьмя бутылками одновременно и при этом умудрялся смешивать самые вкусные коктейли в мире.

Хорошенько набравшийся Блинчик немедленно проявил инициативу и предложил слетать на Кубу для того, чтобы выпить в том самом баре, не подозревая, что бар Sole был разгромлен кубинской контрразведкой еще в девяносто третьем, а Санчес…

Тут вмешался Раш, переключивший тему на женщин, от чего Блинчик немедленно сделался подозрительно задумчив и заерзал в кресле – похоже, что в этот момент лангеты начали мешать ему по-настоящему.

Вторая перемена блюд подавалась уже под рассказы Раша о его поездках на Юго-Восток Азии и жарких ночах в Будапеште, Амстердаме и в Африке. Блинов изредка вставлял шутки нужной направленности, но откровенно тосковал и пил еще больше. Сергеев, который женщин любил, а вот скабрезные разговоры о них – нет, выпивал молча.

Виски кончился. Блинчик потребовал водки, раскрасневшийся Раш смотрел на Сергеева то с нежностью, то с недоверием. Сергеев, умеющий пить профессионально, начал ощущать, что до момента, который на их служебном сленге назывался «погасили свет», остается грамм двести и, если он не хочет закончить вечер в тарелке с печеночной горячей закуской, пора тормозить.

Однако развлечения только начинались – Владимир Анатольевич, откушавши грамм сто водочки, превосходно, без снижения градуса легшие на почти четыреста граммов виски, вдруг осознал, что гипс все же порывам души не помеха, и предложил позвонить девочкам. Раш немедленно полез в пиджак за мобилкой, которая почему-то, описав в воздухе дугу, ухнула в бассейн практически без брызг, как чемпион по прыжкам в воду. Раш пытался ее поймать – и вслед за мобилкой в воду отправились горшок с безымянным растением и некоторая часть сервировки стола.

Все это так напоминало обычную студенческую пьянку: безрассудную, бессмысленно веселую и неуправляемую, что Михаил начал подумывать – не почудился ли ему разговор, который эту пьянку предварял. Но выпивка – выпивкой, а ни Рашид, ни Блинов запретную тему не трогали – хотя казались пьянее пьяного, во всяком случае на первый взгляд.

От бассейна пришлось перейти в столовую – благо располагалась она недалеко, в том же крыле. Впрочем, «перейти» было слабо сказано. Блинов на электроколяске выписывал такие кренделя, что не отправился в бассейн только по чистому везению. Раш, хоть и нетвердо стоящий на ногах, успел-таки коляску перехватить и, семеня, как женщина в узкой юбке, покатил друга и соратника через холл. Блинов громко смеялся и размахивал здоровой рукой.

Сергеев чувствовал себя не лучшим образом.

Вставая из кресла, он и сам на миг утратил равновесие, но тут же выровнялся и прошел в столовую за шумной парочкой. По дороге Раш с Блинчиком умудрились разбить стоявшую в холле старинную китайскую вазу и исковеркать красивое, похожее формой на выгнутую дугой лебединую шею, настенное бра.

Рослый парень в костюме официанта и смешных круглых очках, стоящий в ожидании возле дверей, с тоской глядел на груду осколков, теребя полотенце, переброшенное через руку.

– Не подскажете, где туалет? – спросил Сергеев.

Не сводя глаз с кучки черепков, официант показал рукой направо.

– Что, влетит?

Официант поправил очки и сказал негромко, так, чтобы за дверями не услышали:

– Кого-то обязательно уволят. Ваза дорогущая. Тысяч десять-пятнадцать.