Дети Капища - Страница 56

– «Окно» на Востоке? Возможно, – уклончиво ответил Михаил. – Я бы не стал этого утверждать. Но то, что у него был план быстрой эвакуации, тут, ты, Тимур, прав на все сто. Был. Но вот остался ли?

Молчун посмотрел на Сергеева с нескрываемой иронией, наморщил свой курносый нос и снова пошевелил пальцами ног. Михаил заметил, что один носок у него сильно протерся – выглядело это так, словно на синей и гладкой махровой поверхности появился лишай. Сквозь нитяную решетку проглядывала кожа ступни.

– А чего, собственно, гадать? – спросил Гринберг. – Проснется и поговорим. По душам.

Он не картавил, он грассировал. От этого его речь приобретала этакий лоск, словно Эдуард Аркадьевич был не здешний до мозга костей, а некая пришлая знаменитость, забредшая в гости.

Внешность Гринберга изяществу речи не соответствовала. Был Эдик приземист, коренаст, с широкой мужицкой костью и розовой, как задница новорожденного, лысиной, окруженной венчиком волос, похожих цветом на грязную вату. В короткопалых руках он крутил коптящую самокрутку и от едкого, как иприт, дыма щурил свои маленькие круглые глазки, накрытые сверху, словно крышками, неожиданно густыми, иссиня-черными бровями. Но самой яркой деталью его внешности были уши – огромные, розовые, прозрачные на свету, так и казалось, что Гринберг ими сейчас захлопает.

– Я же объяснил, – пояснил Сергеев терпеливо, – сложность не в том, чтобы поговорить с ним и получить какое-то там признание в тайных грехах и недостойных связях. Он, поверьте, не дурак и быстро сориентируется по обстоятельствам. Скажет все, что надо. А что не надо – не скажет! И ничего ты с этим не сделаешь. Профессия у него такая – молчать, когда спрашивают. Сложно будет другое… Например, доставить его к точке рандеву. Полагаю, что почти невозможно. Идти же он не сможет?

Похожий на сломанный вопросительный знак Боря Головко почему-то замотал головой первым, а остальные врачи присоединились к нему секундой позднее.

– Понятно, – вздохнул Михаил. – А был ли в его рюкзачке спутниковый телефон?

Теперь головой закачал Молчун.

– Значит, не было. Ни отменить, ни перенести встречу без него нельзя. Те двое, что с ним были, нашлись?

– Их не видели. – Красавицкий устало потер висок. – Этот твой знакомец вывалился прямо на южную заставу. Как его ребята с перепугу не исполосовали из автоматов – загадка. Говорят, прыгал, как кенгуру, только на одной ноге… И хрипел. В надвинутой «омоновке», одни глаза, выпученные наружу. Он вообще, ни слова не мог сказать…

Сергеев представил себе прыгающего по грудам битого кирпича и бетонной крошки Али-Бабу. Бесстрашного Али-Бабу, грозу неверных, человека, за голову которого некоторые спецслужбы готовы были бы по сей день заплатить сумасшедшие деньги, скачущего тушканчиком к спасительным кострам. Вообразил себе его раненым, с выпученными глазами и отнявшимся от страха голосом…

Зрелище получалось грустное донельзя. При всем своем бурном воображении Сергеев не мог представить, что могло так напугать его таинственного партнера-араба.

– Кто-то из ребят, – продолжил Красавицкий, – даже пальнул, но, к счастью, мимо. Этот твой Али-Баба шкандыбает, кровища из ноги хлещет. Старший дозора сообразил, что надо помочь человеку, кинулся навстречу, подхватили в четыре руки. И тут из темноты прилетело. Повезло, что в плечо. Попали бы в шею или ближе к позвоночнику – можно было бы не оперировать.

– Мне высказать свои предположения? По поводу того, кто, вероятнее всего, это все сделал? – спросил Михаил, внимательно глядя на Головко. – Или всем и так ясно?

Борис Иванович встретился с Сергеевым глазами и потупил взгляд.

– Ну, – вступилась за Головко Говорова, положив руку ему на плечо, – тут Борю упрекать нечего. Такого и в дурном сне нельзя было предположить.

– А я и не упрекаю, – возразил Сергеев. – Я просто спросил, всем ли все ясно? Мне, например, все.

– Брось, Миша, – Тимур пожал плечами и с неудовольствием проследил за тем, как Ирина Константиновна закуривает очередную, уже и не вспомнить какую по счету, сигарету. – Что будем делать?

– Не знаю. И не смотри на меня так, Тимур! Я действительно не знаю, что делать! Идти ловить этот детский сад с автоматами? Так времени у меня на это нет! Ты же понимаешь, что от того, попадет или не попадет Али-Баба к своим, зависит, сколько ты человек похоронишь этой зимой. И не только ты. Поэтому все остальное побоку!

– Если на него так много завязано, так прости, Миша, дорогой, какого хера ты его сюда пустил? – спросила Говорова своим густым контральто.

Но это была уже не гранд-дама, а та самая портовая шлюха со стилетом, которая, если честно говорить, всегда нравилась Сергееву гораздо больше сдержанной и величественной матроны, коей Говорова была большую половину суток.

– Сидел бы твой Али-Баба себе тихо в Донецке или Москве, дожидался бы тебя спокойненько. Или он решил попробовать – чугунные у него яйца или нет? Так я бы ему и без приключений сказала, что они у него не железные. Я железных отродясь не видела.

«А ведь действительно почему? Почему Али-Баба полез в самое пекло? – подумал Сергеев в легком замешательстве. – Вот же заморочил голову при первом разговоре! Что не для моего удобства полез, так это точно! А что если для того, чтобы полностью обрубить концы? Уже теплее! Возможно, конечно. Но маловероятно. Ему еще нужно вывезти основную часть бериллия, и концы можно будет рубить только тогда, когда вертолеты пересекут границу Ничьей Земли, никак не ранее.

С другой стороны, зачем рубить концы после завершения операции? Что это даст? Полностью „зачиститься“ уже не получится, слишком много осведомленного народа окажется за пределами досягаемости, а вот натворит Али-Баба здесь чего-то не того – пиши пропало! Путь к возвращению за оставшимся материалом будет закрыт навсегда. Нелогично? Да, нелогично! Но остается вопрос… Что тогда ему нужно? Для чего он пошел на такой неоправданный риск? Ну уж никак не для проверки собственных яиц на крутость! Он хитрый и опытный. Он привык выживать. Ему на внешнюю сторону вопроса плевать! Он, если надо, ляжет лицом в дерьмо и будет лежать часами, не морщась и не дыша! Да он с его связями и «крышами» близко к приграничью подходить не должен, не то что нырять с головой в этот омут!