Дети Капища - Страница 83

Другими делами Крутов давно не занимался.

Но Бидструп настаивал на встрече, а однокашникам, тем более при таких, тобою же выданных, погонах, не отказывают. Не стал бы Паша бить в колокола, если бы не имел на то оснований. Ой, не стал бы… Он, и веские причины имея, скорее, промолчит, чем станет паниковать по пустякам! А тут… Официальное «мыло» на Императорский секретариат, личный звонок референту… И все это после официального ответа, что государь император в праздничные дни не принимает никого.

Отправляя Бидструпа «рулить» Конторой, Александр Александрович полагал, что проблем с Павлом Андреевичем возникать не будет. И, надо сказать, до настоящего времени их не возникало. Значит, повод так настаивать есть, и повод существенный.

Контора существовала в «спящем» режиме, практически не оказывая влияния на политику империи, выполняя исключительно представительские функции и тайные поручения государя императора только последние годы, – это случилось уже после потопа и было личным распоряжением Крутова. После тех памятных событий, страшных обвинений со стороны недругов и под угрозой возможной «засветки» эта маскировка была единственным шансом вывести Контору из-под удара. Терять людей, прошедших уникальную школу, проверенных и преданных империи и ему лично, государь император не хотел. Оставлять же активной действующей единицей – просто не мог.

Не стал он и «зачищать» Контору – хоть решимость и определенные возможности к тому были – просто на время официально отодвинул от реально важных дел, облагодетельствовал, закрыл глаза на «подработки» (все руководители страны закрывали глаза на «халтурки» конторских ребят начиная с 1991 года, иначе и Конторы б уже не было!) руководства. И даже способствовал кое в чем, направляя энергию бывших подчиненных в нужное империи и себе русло.

Бидструп после назначения ожиданий не обманул. Официально не относящаяся к Службе внешней разведки Контора, не высовываясь и не требуя орденов на грудь, постепенно восстановила старые агентурные связи, наладила сбор информации и даже потихоньку занималась вербовкой в дружественных и недружественных странах. Учитывая специфику прежних дел «конторских служащих», и агентура вербовалась специфическая, боевая и отчаянная – не «белые воротнички» или профессура, а пригодная к решению самых разнообразных проблем и самыми нетривиальными методами.

В расколовшемся на части мире иначе было нельзя.

Мир зависел от того, что скажет Россия, что сделает, как на кого посмотрит. СССР проиграл гонку вооружений, но Россия выиграла сырьевую гонку. Газ, нефть и уголь правили бал. Центры мирового сосредоточия силы давно уже совпадали с нефтяными и газовыми залежами.

Россия.

Арабский мир.

Южная Америка.

Китай, конечно, был могуч, но плотно сидел на нефтяной игле. Европа, раздираемая национальными противоречиями, была ближе к России, чем к Америке и особого выбора – с кем дружить – не имела, посему дружила, но с видимым отвращением, на которое и самому Крутову, и его империи было свысока наплевать.

Тот, кто обладал ресурсами, обладал всем. Российская империя ресурсами обладала. А значит, обладала и почти неограниченным влиянием.

Жалкие части, оставшиеся от бывшего южного соседа, разделенные безжизненной Ничьей Землей, ненавидели друг друга, но транспортировке сырья на Запад не мешали ни в коей мере. Более того, отошедший к империи кусок обладал запасами угля и развитой индустрией. То, что называлось Конфедерацией, было, конечно, как бельмо на глазу, то есть раздражало государя императора самим фактом своего существования. Александр Александрович, будучи сторонником проведения в жизнь очень жестких решений, иногда, читая последние известия с новостных лент и ругательные, переведенные с мовы статьи из «Львовского вестника» или «Конфедерата», едва сдерживал нетерпеливый зуд в конечностях. Но осознание того, что он может решить проблему одним движением брови, делало его гуманнее и терпеливее, чем ему хотелось бы.

Существующее положение вещей устраивало все стороны.

Между Европой и Россией лежала Конфедерация. Между Восточной Республикой и Конфедерацией – Ничья Земля.

По охраняемым пуще глаза трубам постоянно текло черное и голубое золото, превращаясь в достояние империи, в основу ее растущего год от года могущества. И за то, чтобы его страна оставалась лидером, Александр Александрович был готов отдать многое, хотя и не все.

Положение обязывало принимать Бидструпа в Кремле, в зале для аудиенций, хотя Крутову было бы проще пройти по подземному переходу до персональной электрокары и через несколько минут выйти в подвалах здания на Лубянке.

Там и обстановка была более привычной и рабочей, да и все, что нужно, под рукой. В любое другое время Александр Александрович так бы и сделал, сменив удушающий парадный мундир, украшенный золотым шитьем и бриллиантовой Императорской звездой, на любимый серый костюм, а высокие сапоги с голенищами мягчайшей кожи – на простые кожаные туфли от Зилли, но не на этой неделе.

Два сотрудника безопасности, выряженные («Как шуты!» – со злостью отметил Крутов) в ливреи и парики, распахнули перед ним огромные двустворчатые двери, и, степенно ступая по надраенному до зеркального блеска паркету, Александр Александрович вошел в зал для аудиенций.

Секретари уже стояли «во фрунт», хотя их присутствие было вовсе не обязательным. Все происходившее в аудиенц-холле записывалось множеством камер и микрофонов. В основном для истории, но иногда и для других целей – прежняя профессия Александра Александровича давала о себе знать.