Дети Капища - Страница 96

На город вместе с легким туманом начинали опускаться поздние летние сумерки. Они кружились над набережными, расцвеченными мутными пятнами ртутных фонарей, над мостами, нависшими над темною текучею водой. Выделенные лучами прожекторов, в темнеющее небо взметнулись башни Тауэра, словно огромное цветное панно в красных тонах вспыхнул фасад парламента, величественно запылали гирляндами ламп мосты, и, как колесо Судьбы, возник из мутного небытия приближающейся ночи горящий Лондонский Глаз.

Брызнул на стекла легкий дождь, и «дворники» смахнули капли с лобового стекла.

В джипе царило настороженное молчание. И глаза им никто не завязывал, и под ноги мешком не бросали, что Сергеев принимал за достаточно дурной знак.

Многое в происходящем было неправильным. Слишком многое. Это «неправильное» началось еще в Киеве и продолжалось, нарастая, как снежный ком, грозя превратиться в лавину, под которой с легкостью будут погребены множество жизней, судеб и планов. Михаил был уверен, что с размаху бросился или был брошен, сам того не подозревая, в большую игру с участием неизвестных игроков, с неопределенными правилами, но зато со вполне ясным и совершенно неблагоприятным для него исходом.

И уверенность эта имела под собой основания. Почему-то именно сейчас, зажатый между скалящимся Пятницей и разъяренным до невозможности Хасаном, Сергеев неожиданно понял, что Блинов и не думал приносить его в жертву своим преступным планам или низменным наклонностям. Блинов всего лишь хотел прояснить ситуацию. И Сергеев был самым совершенным инструментом из всех, что оказались у Владимира Анатольевича в распоряжении. Он спустил своего старого школьного друга на ситуацию, как спускают бультерьера на подозрительный шум охранники усадьбы – стараясь опередить события. Но для того, чтобы поступить так, Блинов должен был иметь информацию о том, что Сергеев может и понимать, насколько много он может.

И он это понимал.

Обычной утечкой это быть никак не могло. Система безопасности строилась серьезно и очень ответственными людьми. Людьми, умеющими хранить информацию еще с тех времен, когда за неуместно сказанное слово можно было заплатить собственной жизнью. Это не значило, конечно, что в ту пору не сдавали агентов. Сдавали, конечно… Но такое действие было исключением из правил. Ситуацией невероятно редкой. И могло быть вызвано только государственной необходимостью или предательством. Происходящее сейчас с Сергеевым вполне могло иметь любой из этих корней. Оставалось ответить на вопросы: у какого из государств возникла острая необходимость в его специфических услугах или кто, собственно говоря, его предал, бросив в водоворот частных интересов.

Одно мыслилось бесспорно. Причины подобной информированности хозяев Хасана, Блинова и этих троих, черных, как тропическая ночь, боевиков надо было искать в Москве. А еще проще спросить у господина Касперского. Но его, увы, сейчас ни о чем не спросишь…

А вот чего сейчас точно не стоило делать, так это молчать. Атмосфера в «рэндж-ровере» была и так непраздничная. Несмотря на разнообразие запахов, буквально буйствующих в салоне джипа, Сергеев улавливал еще и запах страха. Кто-то из этих крутых африканских парней боялся, хотя и не показывал это ничем. Когда человек хочет казаться суперменом и при этом находится на грани того, чтобы впасть в панику, – дело может окончиться плохо. Например, стрельбой в замкнутом пространстве салона. Или еще какой-нибудь глупостью, крайне опасной для окружающих. И ничто так не способствует развитию психоза, как напряженное молчание, подобное тому, что воцарилось в кабине джипа после того, как Кэнди рассадил Хасану бровь своим перстнем.

– При чем тут Базилевич? – спросил Сергеев как можно более непринужденным тоном. Место для светской беседы было, конечно, неподходящее, но разговаривать на понятном всем окружающим английском им никто не запрещал. Захотят прервать – прервут. Не захотят – беседа в любом случае расслабляет. А если удастся втянуть в нее их сопровождающих, то будет совсем неплохо.

Хасан покосился на него. Вид у Аль-Фахри был, мягко говоря, так себе. Хоть для того, чтобы остановить кровь он и использовал носовой платок, но потеки разрисовали его выразительную физиономию и даже на стеклах очков были видны на просвет мелкие кровяные брызги.

– Я тебе соврал, – признался Нукер без особого раскаяния в голосе. Просто констатировал факт. – Базилевич не у меня.

– Вот даже как? – удивился Сергеев. Хотя удивляться, собственно говоря, было нечему.

– Должен был быть у меня. Я сам искал его перед нашей встречей.

– Он пропал?

Хасан пожал плечами.

– Может быть. Или ушел. К ним.

Он указал подбородком на Кэнди, который с интересом прислушивался к разговору.

– Ну почему, – спросил Михаил с сарказмом, – ты всегда думаешь о людях плохо? Мало ли почему человек мог не прийти на встречу?

– Потому что я хорошо знаю людей, – отозвался Хасан, совершенно не реагируя на иронию. – И Базилевича твоего тоже знаю. Ему так нужны деньги, что он готов всех продать три раза подряд.

У Сергеева после просмотра той самой кассеты тоже сложилось подобное впечатление. Но делиться им он обязательным не счел. Тем более что для Антона Тарасовича существовал еще дополнительный стимул к действию – ненависть к Блинову. А такой мотив, он, пожалуй, посильнее природной жадности.

– Даже если ты и прав – это дела не меняет, – сказал Михаил. – Все равно нам ко времени не успеть.

Хасан вздохнул.

– Это точно, – вмешался в беседу сидящий слева от Сергеева Пятница. Его прямо так и распирало от собственной значимости и от страха. Сергеев понял, что тот самый запах исходит от него. Еще бы, захватить двоих чуваков, которые считались крутыми парнями! Вот они, сидят рядком и не кукуют! Но все равно страшно: а вдруг какой номер выкинут? – Точно грю… Не успеть вам! И на вашем месте, чуваки, я бы помолился о том, чтобы остаться в живых! Пабло Кубинец шутить не любит!